Фрагменты воспоминаний Г.А. Адасинской

…28-го мая 1941 г. в Ярославском отделении Союза писателей должен был быть литературный вечер М. Лисянского, на который он меня пригласил, пообещав читать для меня стихи, за которые его ругали – «Начинается всё улыбкой…» - он считал, что они ему удались.

28-го я оделась понаряднее (мой гардероб насчитывал две одёжки - платье, сшитое из двух лоскутов коричневого и серого цвета, выкрашенных в чёрный цвет, и чёрный же сарафан, к которому была пара блузок, парадную я связала сама, что-то такое сиреневое) – сарафан с сиреневой блузкой. Было славное солнечное утро. У входа в библиотеку меня остановил милиционер в сером плаще, спросил: «Вы Адасинская?» - «Да» - Вот тут и кончилась моя жизнь…

…на второй или третий день меня отвели к начальнику следственного отдела майору Кримяну (или Кремян?) Он мне сказал: «Вы не сознаётесь? У нас есть средства заставить Вас заговорить».
Я ответила: «Я в вашей власти…» Когда меня привели в камеру, я решила проверить, выдержу ли я пытки. Я ведь курила, у меня были папиросы. И вот я закурила и горящую папиросу прижала к внутренней стороне руки. И ничего, не вскрикнула, не отдёрнула руку… Ожог довольно долго не заживал.

…Но вот кончились разговоры, дали мне - я уже говорила - просмотреть моё дело и 30 июля 1941 г. повезли меня на суд. Судил меня Ярославский областной народный суд. Судья - молодой человек в рубашечке с короткими рукавами, заседатели - две молоденькие девочки. В зале, кроме меня, несколько конвоиров. Скороговоркой судья прочитал обвинительное заключение: «Статья 58-10 - антисоветская агитация, ст. 58-12 – недоносительство». Ни прокурора, ни адвоката на суде не было, сроки наказания называл судья - по п. 10 - десять лет исправительно - трудовых лагерей, по п. 12 - шесть лет ИТЛ, для отбытия наказания по признаку поглощения большим сроком меньшего - назначается 10 лет лагерей. Всё это буквально за пять минут, уже на бегу судья пркричал что-то о праве подать жалобу, и все трое унеслись.

Ах, да - мне раньше предоставили последнее слово! Я сказала, что ни в чём не виновата, и верю, что рано иди поздно восторжествует справедливость. Убежали судьи, конвоир подошел к стенным часам, стал их заводить, что ли, а они вдруг начали бить - гулко, медленно, без счёта. Конвоир говорит: «Этот бой ты никогда не забудешь…» Кто-то из конвоиров спросил, сколько мне лет. Услышав, что 19 все эти простые люди вздохнули, покачали головами.

Посидели мы в суде, потом двинулись обратно. Я уже говорила, что меня привезли опять во внутреннюю тюрьму - видимо, пересылка была переполнена. Опять в ту же камеру. В это время вместе со мной сидели две женщины (о них потом), когда я сказала: «Десять лет» - они заплакали. А я не плакала. Я стала петь, Перепела весь свой «репертуар» - у меня был приятный голосок, я откуда-то знала много старинных романсов, и я пела, пела, и никто не подошёл к камере, не кричал, что я нарушаю режим, а ведь уже была ночь…И вот этой ночью врач поил валерьянкой маму…