СЕЙЧАС - 10.06.2007
11. 06. 2007
Никуда я не денусь от вопросов.
– Скажите, Антон, о чем ваш новый спектакль «ДИАГНОЗ»?
И я опять буду подбирать слова, чтобы никого не обидеть, и не расплакаться от херни, которую несу.
Оk. Я, наверное, обеспеченный человек. (Слава, отдай миллион!) Вещи я не покупаю, хотя таращусь на витрины, как корейские женщины на Диму Абрамова.
Все что нужно, чтобы реализовать творческие идеи у DEREVO есть.
В кошельке рядом с правами - фото Бонни Паркер, потому что похожа на Лену Яровую и Штык в чем мать родила.
Есть не могу, хоть и хочется последние 10 лет. Должен быть 59 кило. Между репетициями и спектаклями схожу с ума и ору на партнеров. Научился засыпать днем и ходить там куда надо.
Итак – Диагноз.
«DIAGNOSE»
Обнаружили у меня в апреле 2006-го Гепатит-С в какой-то окончательной форме. В больницу мы взяли камеру.
Серым голосом врачи объявили, что есть у меня три года, из которых последний – не очень-то симпатичный. Алиса хмыкнула и сделала крупный план меня. Я выглядел очень злым.
Или интенсивная терапия, шесть месяцев. Шансы, по свежей статистике, 37% – за и 63% – против. Лекарство новое, последствия не изучены. Из-за побочных эффектов мне нельзя быть среди людей. И депрессия, и слабость, и температура, и клаустрофобия, и еще черта в ступе…
Только под присмотром врача. Но – шанс. На терапию согласился. От госпиталя, большой бумажной кровью - отмазался. 672 таблетки и 96 уколов. В Эдинбурге весил уже 55 и поверил, что следствия этой химии действительно не изучены, и меня надо изучать.
Разное со мной случалось… Выступления помню смутно. Ребята историю знали. Держались молодцом. Хотя говорят, что я был иногда не совсем Антон.
После шестого контрольного анализа в марте 2007 перед выступлением в церкви Трех королей с акцией «Totentanz» – милая моя врачиха сказала, что я победил. Алиса сфотографировала ее руки. Мы обнимались дольше, чем принято.
Ребятам объявил. И когда услышал свой голос – понял, что это другой Антон. Тот ушел где-то тем летом. Все мои выступления после Эдинбурга – и “Mad in Japan” и “Волчье Танго” в Кронштадте, и “Крестики и Нолики” и акции, и мои танцы, и “ROBERT’S DREAM”, и “Diagnose”, и интервью и белые линзы – это создания другой человеческой сущности.
Пока живем с этим.
Форма спектакля – пересмотр Огромной Любви, которая закрыла небо в марте 2006. Задача спектакля – встретиться с тем Антоном.
В спектакле я буду одет.
Текст: Антон Адасинский
Фото: Антон Адасинский, Максим Диденко, Елена Яровая
Дизайн фото: Елена Яровая
June 12th, 2007 at 12:23
Антон, я этого всего не знала. Но чувствовала что-то. Извини, что знаю о тебе не все… С любовью, какой-то не такой как прежде, но немного другой.
Оля
Приснился сон. Я поехала на дачу очень далекую. Вроде бы там у моих родителей был домик. Я поехала туда поздней осенью, когда там никто не жил. И увидела, что там Антон живет. Не совсем в деревне - деревня вся пустая, а там рядом вроде какого-то здания (нежилого), или возвышения. Его верх - плоскость, плоское такое место, и он там живет под открытым небом.
Я увидела и пришла туда, очень удивлялась что он там. И сказала: не боишься ты здесь жить один? Он говорит: то, чего здесь надо бояться, - это не люди. Я спросила: а что? Он назвал слово, я его вспомнить не могу, в общем на “А” имя какого-то божества. Я спрашиваю: чего его бояться, чем оно опасно? Он отвечал что-то не совсем понятное.
Он спал там, у него был костер и лежанка, лежанку он называл “кукла”. К нему пришел бомж, и я увидела, что он там живет не один. И он говорит: они ко мне приходят, потому что моего хотят выпить. В бутылке был сладкий алкоголь, бомж хотел это выпить, Антон себе тоже налил и тоже стал пить. Я очень удивилась. У него тряслись рук, я поняла, что он пьет. Он сжал деньги и стал давать их этому бомжу, чтобы он сходил в магазин. Я говорю: неужели ты пьешь? А он сказал: почему бы и нет?
И еще оказалось, что он летом жил рядом с этой деревней, а я там была, но понятия не имела. Я прямо удивлялась, что не знала, что он живет так совсем рядом, и можно было прийти.
И мы пошли вдвоем через лес в магазин. Я гладила его руки, говорила: что с тобой стало, почему ты так? У него были очень красивые руки, а все остальное было другим, каким-то испорченным. Я сказала: все, что у тебя осталось - это руки. Зачем ты пьешь? Он произнес какую-то красивую пафосную цитату, стихотворение начал читать. Я сказала: ты похож на Диброва вот этими красными губами, вот этим наигранным пафосом, вот этим алкоголизмом. Он вначале как-то дернулся: вот еще одно, все говорят, что похож, а потом замолчал.
Я ему сказала: почему ты здесь, возвращайся, зачем? А он вдруг стал мне говорить: я очень виноват, у меня чувство вины, поэтому здесь все так. Я говорю: почему? С какой-то экзальтацией он начал кричать: думаешь, ты одна такая, чью душу я украл? Много таких! А моя душа - она плаксивая, плачет! Все, что я ей дал - поблажку: разрешил молиться. Он произносил это пронзительным бабьим голосом и стал похож на пидора, женоподобного мужичка. Мы уже совсем подходили к магазину, и это звучало фальшиво. Было понятно, что “плакать и молиться” - это не нормально молиться, а вот так хныкать. Вокруг уже были люди местные, и они слышали его голос, я подумала, что он похож на петуха в тюрьме, на опущенного, и что как бы им это не стало видно. Он был таким жалким. Какая-то отвратительная местная женщина, как бывают алкоголички и одновременно проститутки, в зеленом кримпленовом пальто, с накрашенными губами - ему кинула монету. А он ее поймал и бросил куда-то дальше в людей, которые заходили в магазин. Я увидела, что она его жалеет и хочет дать ему денег. Не понимает, как это сделать, и что деньги у него есть, такой он был жалкий. Мы зашли в магазин, вначале показалось, что тот прилавок, где продают водку, не работает или закрыт. Потом увидели, что он работает, продавщица стоит, смотрит, и нет ни одного человека, все вокруг толпятся за чем-то другим. Мы оказались прямо у прилавка, и он прямо-таки просиял от того, что мы первые. У него в руке были деньги, он собирался покупать спиртное, у него прямо тряслись руки. Я стояла рядом и тоже сопереживала его желанию купить. Не помню, покупал ли он, видимо да. В витрине рядом лежала колбаса слишком темного коричневого цвета. Продавщица говорила: вот мы срежем краешек, вот покупайте. Там уже лежало несколько срезанных краешков, и сам кусок был такой заветренный. Я говорю: не бери ее, а он купил. Говорили еще: можно я останусь с тобой на той плоскости, буду с тобой. Он отвечал: нет, я тут под открытым небом в лесу. И я поняла, что ему там с этими страшными бомжами лучше.
Потом я спала рядом со своим отцом почему-то.
June 12th, 2007 at 13:17
You shed yourself like a snake sheds its skin. Why look back???
June 12th, 2007 at 21:03
Love you, guys, the same. No, more intensely, with Duende. You are a definite presence in this world and it is felt all the way here, at the dirty, dusty Santa Monica Beach, which tenaciously churns human excrement & seaweed, desprately trying to clean oneself. I want to meet you now even more than ever. Next year, I hope.
June 12th, 2007 at 21:36
u menya zastlalo glaza ia ni4ego ne vigu i ne slishu posle etix slov
anton
antooooooonnnnnn…….
June 13th, 2007 at 8:26
мы могли потерять могли вообще не найти и теперь узнаем об этом
мне хочется жить от этих встреч просто хочется жить а остальному научусь
есть у кого и есть чему
спасибо за силу, если это сила
и встречи
будут новые встречи
June 13th, 2007 at 9:14
люблю
June 14th, 2007 at 9:08
Кетцаль был какой-то странный в Питере в этом году. Какой-то разорванный. Было ощущение сломанного механизма. Я тогда подумала «Наверное, Антон заболел». А он не заболел, а наоборот выздоровел. Только это был не Антон. Вернее Антон, но другой. Может показалось…
А у Диагноза будет хороший конец? Должен быть хороший. Странно, вроде победил, а все как-то грустно
June 16th, 2007 at 1:44
Апрель в Питере. Невозвратность. Увы, мне не воскресить того себя, который впервые увидел Дерево. И, спасибо Будде, глупо искать того, что увидел год назад, - здесь и сейчас уже другое Дерево и другой ты…
Священное древо Кецалькоатля покрылось цветами в этом году, этой весной, - время пернатого змея не прошло… - этой весной Кецаль обрел не “счастливый конец”, но радость от ощущения вечности…
А какую концовку обрел Robert’s Dream! Чем же Вы его завершаете не для русскоязыких?..
June 16th, 2007 at 11:12
Пока есть что сказать- говори. А будет необходимость уйти на дно и раствориться- сделай это. Антон- ты сплошное сердце, дух, даже не зная тебя лично только посредствам интуиции, это наглядно в каждом кадре.
Смерти нет, там где ты. Ничего не бойся, даже потеряв себя. Ты феникс, искусство переформирования- твоя сущность. Обожаю тебя и всё что с тобой связано. Всё на кончиках твоих пальцев. Вера и воля- вот твои лекари, доверяйся им безостатка…LOVE YOU…
July 27th, 2007 at 11:41
Антон, ничего не знала о вашей болезни.
Чудеса возможны, когда дело касается Вас. Счастье.
Три года назад была на вашем мастер-классе. До сих пор ощущение необычайно пережитого.
Спасибо Вам.
September 19th, 2007 at 0:56
когда я читаю этот “текст” - несколько раз за эти месяцы, то сердце бьется, руки дрожат и дыхание сбивается как в момент борьбы за жизнь этим летом, когда тонула. Потом были слезы вновь и вновь от ужаса этого возможного перехода…
уже 4 года Антон, ты, твоя (Ваша) работа являются для меня камертоном. слов не хватает - огромная благодарность за то, что ты есть!
Как то ты сказал мне, что если я буду писать свою книгу, она должна быть как поэзия… отражать дух, атмосферу, рождать состояние, подобное тому, что происходит на спектаклях…
с тех пор я не пишу. И я этому рада!
Но эта идея - ставить для себя такой высокий критерий - очень помогает мне теперь во всем, чтобы я ни делала.
Первый раз пишу на сайте, хотя почти ежедневно сюда захожу.
Несколько лет я собиралась написать письмо-благодарность.
Как поклониться словами?
Как выразить благодарность за это бесконечное «ДА»!!!……………. Существованию…
как я рада, что все обошлось! Что ты жив!
люблю тебя!